Сокровище Родины[сборник] - Михаил Николаевич Волконский

Одинокий и бездомный, я не оставил в России ни близких родных, ни друзей. Знакомые были у меня, но к кому обратиться из них? Между тем необходимо было написать в Россию тут же при консуле, хотя бы для того, чтоб убедить его, что Николай Александрович Гринёв не кто другой, как я…

Подумав, я написал два письма: одно к бывшему своему начальнику по службе, другое — к товарищу по школе, с которым не видался уже несколько лет. Кроме того, я составил прошение в паспортное отделение в Петербург, чтобы засвидетельствовали мою подпись оттуда нашему консулу в Порт-Саид.

Когда письма были готовы, консул как будто смягчился окончательно и стал спрашивать, что я намерен делать пока? Он предложил мне даже небольшую сумму денег.

От денег я сгоряча отказался, сказав, что не возьму их до тех пор, пока не получатся из России несомненные удостоверения моей личности. Всё, что я просил теперь у консула — отправить мои письма и, если возможно, принять меры к задержанию человека, пользовавшегося моим именем.

Я остался очень доволен тем несколько язвительным тоном, которым я сказал всё это консулу, мстя ему за то, как он разговаривал со мной вначале.

Также я не без удовольствия видел, что консул был немного сконфужен, ибо всё-таки отчасти по его вине я лишился всего, что имел.

— Если вам всё-таки что-нибудь будет нужно, — сказал он, прощаясь, — зайдите.

— Я зайду к вам, когда получатся ответные письма! — гордо заявил я, раскланялся и вышел.

Конечно, ответить так, раскланяться и уйти было легко и очень приятно, но когда, очутившись на улице, я должен был решить, куда же мне деться теперь, положение показалось окончательно безвыходным.

Я находился в чужом, незнакомом городе, без копейки денег, платье на мне было изорвано, и вместо шляпы на голове красовалась тряпка! В таком одеянии единственное занятие, которое я мог получить, была работа на набережной по нагрузке судов и переноске тяжестей. Этой грубой, грязной работой в портовых городах занимаются самые отчаянные, которым больше деваться некуда. Неужели она предстояла и мне, неужели я дошёл до этого?

Пока я ещё, слава Богу, не чувствовал голода, но я знал, что пройдёт несколько часов и я захочу есть.

Значит, в течение этих часов мне нужно было заработать сколько-нибудь, чтобы было чем заплатить хотя бы за кусок хлеба.

Я повернул к набережной, невольно беспокоясь, получу ли там и ту неприхотливую работу, на которую рассчитывал? Главное препятствие, я понимал это, заключалось в незнании моём арабского языка. На набережной едва ли разговаривали по-французски, по-английски или по-немецки, а уж по-русски и подавно…

Но если не примут меня там, то мне оставалось одно — просить милостыню!..

Я шёл, засунув руки в боковые карманы моего изодранного полотняного пиджака. В них ничего не было. Черномазые тщательно обыскали меня и отняли всё, что нашли: портсигар, спичечницу, бумажник и кошелёк.

Набережная была близко. Я вышел на неё и остановился.

Народу тут было много, были и рабочие, грузившие тюки, но как подойти, с кем заговорить и к кому обратиться со своею просьбой, чтоб и мне позволили взяться за работу?

И вот когда я стоял так в нерешительности, кляня судьбу, по-видимому, вовсе отвернувшуюся от меня, вдруг оказалось, что судьба эта послала мне испытание только, но не оставила меня совсем без своей помощи. В грудном кармане пиджака, дотронувшись до него случайно, я нащупал шуршавшую бумагу. Это оказался конверт, а в нём банковый билет на пятьдесят английских фунтов, что равнялось пятистам рублям!..

Пятьсот рублей для меня показались огромным состоянием. Пока я не разбирал, откуда и как явились они. Это мне было всё равно. Совесть моя была чиста. Я знал, что я не украл их. На конверте ничего не было надписано, стояло только на том месте, где обыкновенно делается монограмма, одно слово, напечатанное синей краской: «Daedalus».

XVII

Я разменял билет в конторе банка (их много в Порт-Саиде) и первое, что купил себе — десяток самых дорогих папирос и коробку спичек.

Затем я приобрёл щегольской белый фланелевый костюм, соломенную шляпу, зонтик, туалетные принадлежности и занял недорогой номер, но зато в лучшей гостинице — в той самой, куда водили меня наши моряки обедать.

Вымывшись, переодевшись, взяв ванну, я спустился в столовую и заказал себе завтракать. На закуску принесли мне опять сардинки с маслинами, а на завтрак подали яичницу, рыбу в белом вине, баранью котлетку, спаржу и персики.

Я всё это съел не спеша, просматривая в это время газеты и испытывая чувство необычайной удовлетворённости, что вернулся опять к условиям, к которым привык издавна.

После завтрака я пошёл в свою комнату, разделся и лёг на постель. Жара стояла сильная.

Конечно, мысли мои невольно сосредоточивались на том, что случилось со мною.

Самым удивительным и непостижимым мне казалось, что как это так я, самый простой и обыкновенный человек, и вдруг оказался действующим лицом в таких неожиданных и запутанных событиях!

Запутано и непонятно тут было всё. Но во всём была словно какая-то внутренняя, мистическая связь, на которую указывало стоявшее на конверте слово «Daedalus». Ведь началось с того, что меня просили махнуть платком три раза, когда я буду проходить мимо маяка «Дедалус», и кончилось тем, что я нашёл у себя в кармане конверт с деньгами и надписью тоже «Daedalus»…

Но вопрос был ещё в том, кончилось ли?

Самым благоразумным было, разумеется, бросить всё и с первым же пароходом вернуться в Европу.

Очень может быть, что всякий другой так бы и поступил на моём месте, но надо принять во внимание то ненормальное состояние, в котором я находился. Нервы у меня были развинчены. Я испытывал до некоторой степени чувство зарвавшегося игрока, который давно сознал, что ему пора бросить карты, но не может сделать этого и продолжает ставить последнее, что есть у него…

И вместо того, чтоб успокоиться и думать о скорейшем возвращении в Россию, я вечером, когда солнце пекло не так жарко, пошёл отыскивать домик, куда приводила меня девочка-арабка и где видел я больную русскую, обратившуюся ко мне со своею странною просьбой.

Мне казалось, что дорогу, местность и самый домик я запомнил хорошо. Но это мне казалось только. Дорога была как будто и та, но домики все были похожи один на другой. Напрасно я приглядывался к ним.

Вдруг у дверей одного из